.... не меньше 500 миллионов рублей, а за год все 180 миллиардов. Одного только подоходного налога с этой громадной суммы будет.., - Нагасакин потыкал калькулятор, - больше, чем 20 миллиардов рублей. А ведь есть еще социальный налог, налог с добавленной стоимости и еще целый ряд налогов, имеющихся в запасе налоговых служб…”

Нагасакин опять потыкал одним из своих пальцев в калькулятор. Если ему заплатят хотя бы 1% , это будет составлять 200 миллионов рублей!

Нагасакин добавил в свое письмо несколько длинных предложений о своем патриотическом долге и огромном уважении лично к Владимиру Владимировичу, а на следующий день отослал письмо в администрацию Президента России.

Потекли долгие дни ожидания.

Через месяц из администрации Президента в письменной форме сообщили, что письмо направлено в МВД страны.

Еще через месяц Нагасакин узнал, что его письмо “спустили” в областное УВД.

А еще через месяц к Нагасакину зашел как бы между прочим участковый инспектор и по-дружески посоветовал Нагасакину не писать никаких писем.

- Чего тебе - делать что ли нечего? - спросил он Виктора, а потом нагнулся и поднял с пола клетку, которую Нагасакин уронил, когда его осенила мысль о новых объектах налогообложения.

- Кто здесь сидел? - спросил участковый, так и не дождавшись ответа на первый вопрос.

- Хомячки, - ответил Нагасакин, думая совсем о другом, потом грустно вздохнул, - от

меня все бегут: сначала жена, потом канарейка, потом хомячки, даже тараканы…

И тут только участковый заметил, что в жилище Нагасакина совершенно отсутствуют тараканы, которых раньше просто трудно было не заметить. Они были везде.

- А куда же они делись? - удивился участковый.

- А вот как хомячки из клетки убежали, так через некоторое время и тараканы тоже

исчезли, - ответил Нагасакин.

На том и разошлись.

А еще месяца через два за очередной бутылкой “Анапы” Нагасакин узнал от Саньки Живодерова, что участковый ушел из милиции, организовал ферму по разведению хомячков, натаскивает их на тараканов и продает всем желающим, которых с каждым днем все больше и больше.

- Крутые бабки закалачивает мужик! - восхищался Живодеров. - Миллионером наверно уже стал. А помнишь сколько раз он нас с тобой разнимал?

Нагасакин не ответил. Нагасакин плакал.

Он понял, что ему миллионером не стать никогда.

Сергей Александрович Фиалкин имел странную особенность наступать на фекалии. Даже будучи в коридорах власти местной администрации он недолго пребывал с чистыми ботинками.

Человеком Сергей Александрович был уважаемым и, где бы он ни появлялся, никто не показывал вида, что от него попахивает, но это была не очень хорошая игра. Так что отыгрывался Сергей Александрович в учреждении, которым руководил.

- Что же здесь у вас, господа хорошие, дерьмом-то пахнет? - задавал он каверзный вопрос, только-только явившись на службу.

Подлизы, которых везде хватает, сразу начинали подло шестерить.

- Сергей Александрович! - кричали они хором. - Это Менталитетов пукнул! Он вообще

никого не уважает!

Фиалкин молча удалился в свой кабинет, но через некоторое время оттуда, вытирая губы, вылетела секретарша.

- Менталитетов, на ковер! - объявила она во всеуслышание.

Иисус сказал ей: Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет.

(Еванг. От Иоанна, гл. 11, ст.25).

Вы никогда не писали стихов? Нет?

Тогда вы самые счастливые люди на свете. Потому что вам никогда не надо было присутствовать на литературных объединениях.

Ах, вы не знаете, что такое литературные объединения?

Значит, вы никогда не писали стихов, а если писали, то слишком молоды, чтобы помнить литературные объединения.

А литературные объединения устраивались так.

Возглавлял или вел литературное объединение какой-нибудь член союза писателей СССР.

Это был во всех отношениях проверенный товарищ. Не гениальный, но проверенный кем надо.

Он был даже не гениальный педагог, вообще не педагог, но проверенный товарищ.

В его задачу входило направлять в должное русло творчество молодых. Задача эта неимоверно облегчалась тем, что большая часть, если не все молодые люди были совершенно не обладающие талантами, кроме желания зарабатывать на жизнь не пыльным писательским трудом. Но это, естественно, талантом назвать было нельзя.

Но было в литературном объединении и прекрасное в лучшем смысле этого слова. Там можно было почитать свое не заказное, не трафаретное, но наболевшее. Этого нигде нельзя было сделать кроме литературного объединения. И пусть после этого присутствующие сексоты писали свои донесения в компетентные органы, ведь были среди ушей, слышащих твои стихи и чистые уши, для которых и писались эти стихи.

Вот поэтому Манул и ходил в это литературное объединение.

А однажды на литературное объединение забрел никому неизвестный до этого старичок и, узнав, что попал именно на литературное объединение, предложил свое произведение с интригующим именем

Второй унитаз принадлежал фюреру немецкого народа Адольфу Гитлеру. На дне этого произведения сантехнического искусства, возомнивший себя художником бесноватый фюрер, посмел нарисовать гордый профиль вождя советского народа Иосифа Сталина.

После первого же сообщения советской разведки о существовании этого крамольного и весьма оскорбительного для всего нерушимого Советского Союза унитаза, товарищ Сталин распорядился все сведения об этом предмете сделать совершенно секретными, любыми средствами уничтожить этот предмет и незамедлительно начать подготовку к войне советского народа с фашистской Германией.

Подготовку к войне начали сразу, тем более, что она, эта подготовка, никогда и не прекращалась.

С совершенной секретностью также не было проблем. В стране победившего пролетариата почти все было засекречено и в первую очередь от самого пролетариата, чтобы он не расстраивался и не снижал роста производительности труда.

А вот с уничтожением было сложнее. Можно было бы, конечно поднять со всех аэродромов все тяжелые бомбардировщики и раздолбать этот проклятущий унитаз вместе со зданием, в котором он установлен, и город, где это здание имеет несчастье находиться.

Но вот беда - унитаз фашистский стоял, как выяснилось в результате сложной и рискованной агентурной работы, в бетонном бункере, который никакими бомбами, кроме атомной, раздолбать было нельзя.

- А разве мы еще не освоили мирный атом? - спросил неприятно удивленный

Иосиф Виссарионович.

После этого советские ученые и взялись за создание атомного оружия для нашей родной Советской Армии.

Тогда решено было сформировать группу для внедрения в среду сантехников третьего рейха

Руководителем назначили проверенного чекиста Виктора Захребетного. Очень гордился Виктор крепкими мозолями на обеих указательных пальцах. Он одинаково хорошо стрелял каждой из своих рук. Виктор, впрочем, отлично владел любым оружием, известным прогрессивному человечеству. В его руках смертоносным мог быть обычный карандаш, а про гаечные ключи, молотки и отвертки и говорить нечего.

Семен Бравадов - потомственный золотарь, а затем и сантехник. Его предки еще при Иоанне Грозном выгребали фекалии всех сословий древней Руси, совсем не задумываясь о классовом отличии этих отходов физиологических процессов, протекающих в организмах древних русичей.

Став чекистом, Семен не прекратил занятий сантехникой. Он заботливо ухаживал за трубами, кранами и унитазами чекистского руководства, которое в свою очередь заботилось о его служебном росте.

Взрывником назначили Гурама Гуришидзе. Взрывником он был, конечно, не высшего класса, но как чекист зарекомендовался блестяще. Он подвел под 58 статью своего папу, двух дядей и дедушку по материнской линии. Хотелось ему посадить и маму родную. Не удалось - мама отбросила ботиночки как раз перед самым арестом и была осуждена уже посмертно.

Гурам всем нравился. Он был отличным шутником. По всем управлениям ходил рассказ о том, как Гурам допрашивал одного махрового троцкиста. Враг народа был привязан к стулу, одна нога была погружена в ведро с кипятком, другая - в ведро со льдом. Ног вражина поднять не мог, потому что у него на коленях сидел Гурам и ласково спрашивал:

- Я тебя не возбуждаю, дорогой?

Но главное достоинство у Гурама было в левом глазе, который он потерял, работая в продотряде. Матерому кулачище, у которого изымали хлеб, показалось, что Гурам пытается изнасиловать его дочку, Дочку потом изнасиловали всем отрядом, отца расстреляли на месте, но глаз вернуть уже было невозможно. Как говорится, медицина, наука и техника были бессильны

Когда рана зажила, опытные чекистские мастера вмонтировали в глазницу сверхминиатюрный фотоаппарат, у которого объектив был как настоящий глаз. Достаточно было сморгнуть - и через мгновение производился снимок, который не стыдно было положить даже на стол самого Вождя всех советских народов.

- А радистка? - спросили все, когда формирование группы завершилось.

- Радистки у вас не будет, - ответило Руководство, - у вас будет радист!

Члены группы заметно погрустнели. Ведь радистка - это единственная отдушина пока наладятся прочные связи, явки и прочие атрибуты нелегальной работы в тылу

безжалостного врага.

- Но это такой радист, - успокоило Руководство своих подчиненных, - что любой радистке сто очков вперед даст…

Последний член группы - Паша Кузнецов - был преданным и проверенным чекистом, но одновременно и крайне пассивным гомосексуалистом. Из-за этого его и послали на такое опасное задание.

- Может там погибнет, - решило Руководство, и еще одним героем невидимого фронта будет больше…

Но главное было в одном: фашистский унитаз должен быть уничтожен!

Загулял гауляйтер Лох, ох загулял! Водку глушил он стаканами, занюхивая только рукавом своего фашистского мундира. А ведь раньше, он преданный фашист, ничего кроме баварского пивка в рот не брал. Особенно тогда ему постоянно хотелось подбрасывать руку вверх и во все горло орать: “Хайль Гитлер!”. В Гитлере он души не чаял.

А потом Гитлер решил завоевать весь мир и перед завоеванием разделил весь мир на области и на общем собрании своих самых близких сторонников назначил во все эти области гауляйтеров.

Когда очередь дошла до Коха, которому отдали Ровно, которое находится где-то в Белорусии, Лох напрягся.

Потом настала очередь Лоха. Прозвучало слово Астрахань.

Оглашение продолжалось, но Лох уже ничего не слышал.

- Что это за Астрахань такая? - крутился он во все стороны.

У одних Астрахань ассоциировалась с черной икрой и арбузами, у других с высокомолочной породой коров.

- Астракан по-французски означает каракуль, - блеснул кто-то своей эрудицией.

Но Лоху от этого легче не стало.

А потом началась вторая мировая война. Но гитлеровские полчища двинулись не на восток, как надеялся гауляйтер Лох, а на запад. А перед этим еще был подписан позорный пакт Молотова и Рибентропа, после которого Лох вообще пал духом.

Его все успокаивали, подмигивая и намекая на то, что все еще может измениться коренным образом, что еще неизвестно на кого еще нападут внезапно и вероломно фашистские полчища, но Лох уже не во что не верил.

Тогда руководство третьего и последнего рейха решило послать Лоха в командировку в его подшефную Астрахань.

- Оглядишься там, поймешь заранее что к чему, - посоветовали ему на прощание.

Лох поехал в Астрахань как представитель торговой фирмы по закупке воблы к пиву и икры к великосветским приемам, а также арбузного меда для завтраков солдат рейхсвера.

Астрахань поразила фашиста. Голова у него с первых шагов на перроне наполнилась песком. Песок забился в уши и скрипел на зубах. Но все это были мелочи. Астрахань влюбила в себя фашиста, хотя казалось бы и влюбляться было не в чего. Это бывает только с городами и женщинами. Конечно, в Астрахани было много памятников жертвам революции и вождям этой революции, но памятников в любом городке Германии тоже было много и они были отнюдь не гипсовыми и не расскрашивались дешевой краской. В Астрахани было много церквей, но и в Германии было много церквей и к тому же не превращенных в склады и столярные цеха.

Главное не в этом. В Астрахани гауляйтер Лох встретил юношу, которого полюбил и который ответил ему взаимностью, отдавшись в первый же вечер их знакомства в одноместном люксе гостиницы “Астраханской”.

Юноша, кстати прекрасно говорил и понимал по-немецки, утверждая, что подобными знаниями обладает любой выпускник средней школы и школы-интерната Астрахани.

А потом было прощание. Они обменялись бесчисленными поцелуями и адресами.

Гауляйтер Лох вернулся к своему фюреру и к своей многодетной семье, а юноша остался в своей родной Астрахани.

Юношу, кстати, звали очень просто: Паша Кузнецов.

Вот после этого гауляйтер Лох и загулял.

Неизвестно чем бы это все закончилось, но однажды гауляйтеру Лоху доложили, что к нему посетители. Слегка покачиваясь Лох вышел к еще неизвестным ему посетителям. Неожиданно эти посетители понравились гауляйтеру. Но еще больше они ему понравились, когда он узнал среди совершенно незнакомых лиц Пашу Кузнецова.

История первого унитаза началась гораздо раньше. Еще задолго до Великой Октябрьской революции 1917 года великий вождь мирового пролетариата Владимир Ильич Ленин (девичья фамилия - Ульянов) мечтал после победы всемирной революции в крупнейших городах мира установить золотые унитазы, как издевательство над всеми буржуями и эксплуататорами, которые ради этого презренного металла души готовы были продать кому угодно.

Всемирной революции так и не получилось, и чтобы хоть как-то успокоить своего вождя, сормовские рабочие отлили из золота, украденного из православных храмов, унитаз со всеми причиндалами. Ильич презирал золото и поэтому с удовольствием пользовался этим произведением санитарно-технического искусства.

После смерти Вождя №1 золотой унитаз перешел к Вождю №2. Так бы все и шло спокойненько, но про золотой унитаз узнал фюрер немецкого народа и будучи большим эстетом пожелал обладать этим диковинным изделием, не лишенным своеобразного очарования.

Конечно, можно было бы изготовить свой немецкий золотой унитаз. Но в немецких храмах не было столько золота, а на другом золоте фюрер не желал сидеть. Да и вообще - это было делом принципа.

Дело было в 1933 году, когда фашисты как раз пришли к власти. Фюрер вызвал к себе своего любимца заядлого эсэсовца унтерштурмфюрера Отто Скорцени (этот аферюга потом станет оберштурмфюрером, затем гауптштурмфюрером, а вслед за тем и штурмбанфюрером. Он стал бы и оберштурмбанфюрером, но помешала великая победа советского народа над фашистской Германией).

- Отто, - произнес фюрер, - ты знаешь для чего я тебя вызвал?

- Конечно, - ухмыльнулся Скорцени.

- Тогда выполняй это секретное задание и фашистская родина тебя не забудет!

с пафосом произнес фюрер.

Сформировать группу было легче легкого, сложнее было попасть в Советский Союз - фашистам пришлось выдавать себя за антифашистов и коминтерновцев. Приветствия типа “Хайль Гитлер” приходилось произносить шепотом и при этом еще воровато озираясь.

В Москве фашисты поняли, что в Кремль им попасть не удастся. Москва буквально кишела чекистами и сочувствовавшими им советскими гражданами. Настучать могла любая старушка, любой юный пионер.

Тогда решили делать подкоп.

Долбанутые фашисты делали все основательно, так что в 1935 году была пущена первая линия Московского метрополитена. Фашисты продолжали рыть и дальше, но руководству ОГПУ просто напросто надоело “вести” этих олухов, тем более, приближалась великая отечественная война советского народа против фашистской Германией и иметь в тылу Скорцени с его командой было неразумно.

К фашистам подослали человека из Кремля, который пообещал этим извергам принести золотой унитаз за вознаграждение. Фашисты почесали свои стриженые затылки и согласились. Потом, кстати, на эти средства были построены две танковые дивизии и половина эскадрильи.

“Золотой” унитаз был вынесен, вручен Отто Скорцени и вывезен из страны Советов в фашистскую Германию для вручения фюреру занюханному. Фашисты были довольны, как слоны, налопавщиеся сеном. А особенно радовался их общий фюрер. Он держал унитаз не там, где ему положено находиться, а непосредственно в своем кабинете, где проходили важнейшие совещания.

Фашистские недотепы не догадывались, что “золотой” унитаз был начинен взрывчаткой. Рвануть должно было 20 апреля 1941 года, чтобы помешать вероломному нападению фашистской Германии на страну всевозможных Советов. Из-за отдельных недочетов и просчетов, за которые многие советские конструкторы дорого поплатились, рвануло только 20 июля 1944 года. Фюрер недоделанный почти не пострадал, а виновником этого запоздавшего взрыва объявили какого-то Штауфенберга подслеповатого.

Так что не получили фашисты унитаза ленинского да и не могли получить!

В кабинете гауляйтера Лоха разыгралась целая симфония любви. Лох и Паша Кузнецов так долго были в разлуке, что не могли сдержать своих чувств и бросились в объятия друг другу, а потом вообще уединились в отдельном кабинетике.

Остальным членам группы ничего не оставалось, как деликатно осмотреть и обыскать кабинет гауляйтера, потом, ничего не найдя совершенно секретного, все расселись в кожаных креслах и закурили гауляйтерские сигары.

- Вон как фашисты живут! - неловко брякнул Гурам.

В воздухе зависло неловкое молчание.

- Я говорю - недолго им осталось так жить! - вывернулся сообразительный

Гурам.

- Вот это верно! - похвалил командир группы Виктор Захребетный и сразу же начал развивать новую тему, - Нам необходимо привыкать к своим новым именам. Так что с этого момента я Зигер Лойзер, ты, - командир ткнул мозолистым указательным пальцем в сторону Семена Бравадова, - ты - Симон Бравадер, а ты, - командир точно “выстрелил” своим пальцем в Гурама, - ты - Ганс Вайбернар, а он, - командир группы небрежно махнул в сторону интимно-

го кабинета, - он теперь Пауль Шмид…- Я - Пауль Мария Шмид! - поправил командира вышедший в обнимку с Лохом

Паша Кузнецов.

- Но в твоих документах.., - начал было протестовать командир.

- Документы я ему сделаю лучше ваших! - прервал командира гауляйтер Лох.

- Ты ему сказал?! - взвился Виктор Захребетный, он же Зигер Лойзер.

- Да, я ему сказал, а перед этим завербовал! - как отрезал Паша Кузнецов. При

этом он строго и безо всякого подобострастия посмотрел в глаза своему командиру.

Виктор понял, что он уже бывший командир группы.

- Сообщил в центр? - мягко поинтересовался он.

- Да, и центр принял решение о назначении нового командира группы, -

размеренно произнес Паша, - командиром группы назначен я. Я же буду и осуществлять связь с центром.

После этого решено было провести собрание, чтобы разработать план дальнейших действий. Последним пунктом общего собрания было рассмотрение заявления “немецкого товарища Лоха о вступлении в славные ряды членов ВКП(б)”…

- А что это за “б” такое? - спросил наивный Лох.

- Это не то, что ты думаешь, - с легкой ревностью ответил Паша.

- Не пропадем, братишка, - похлопал по плечу гауляйтера весельчак Гурам, -

такие как ты нам нужны!

В резолюции собрания было записано коротко и ясно: “Фашистский унитаз должен быть уничтожен!” Но за этой кажущейся лаконичностью крылись жаркие дискуссии, в выступлениях членов группы чувствовалось не безразличие к своему делу, любовь к социалистической Родине, к родной партии и конечно же в первую очередь к Великому Отцу и Учителю товарищу Сталину.

Вообщем, Зигер Лойзер предложил перестрелять всех сантехников третьего и последнего Рейха. Когда кроме них в этом Рейхе не останется ни одного сантехника их рано или поздно позовут починить гитлеровский унитаз и этот ремонт будет последним ремонтом этого вонючего унитаза…

На это товарищу Лойзеру возразили, что отстрел фашистских сантехников займет слишком много времени и с этим делом вряд ли справится один человек пусть даже и неординарный…

- Да я почти весь генералитет Красной Армии перестрелял! - взвился вспылчивый Зигер. Он еще много говорил о стрельбе по толпам из пулемета с рук, о тщательной расстановке жертв расстрела таким образом, чтобы одной пулей укладывать как минимум двоих врагов пролетариата. В конце концов он сам потерял нить разговора. - Вот, допустим, - тянул он свое, - если взять двух толстяков типа товарища Жданова и поставить их друг за другом и выстрелить в упор в первого, то пуля до второго может и не достать. В лучшем случае только ударит не больно…

- А если по яйцам? - вставил Гурам.

- По яйцам больно, но не смертельно и придется опять таки тратить еще один патрон на врага народа.

В это время Пауль Мария и Лох о чем-то шептались в стороне. Остальные трое

членов группы продолжали спорить о чем-то уже совершенно не связанным с заданием.

- Это чтоже, если я придушу приговоренного своими руками, то это будет невыполненным заданием?!

- Да, - совсем не спокойно отвечал ему Ганс, - тебе приказали расстрелять его, а не придушить!

Когда фашисты уже начали топтать своими кованными сапогами советскую землю, члены группы стали своими во вражеской столице. Ни один из фашистских бонз не мог обойтись без их услуг.

- Когда же мы будем действовать? - спрашивали члены группы своего руководителя.

- Еще не пришло время отомстить за все страдания советских людей фашистским

выродкам, - отвечал невозмутимый Пауль Мария.

Вечером, выйдя на связь, руководитель группы слал очередной доклад о проделанной работе и новых секретных данных. В этом разделе царило удручающее однообразие: “Гауляйтеру Лоху сделали минет в рабочее время”.

А потом началось победоносное наступление Красной Армии.

Когда начался штурм рейхстага члены группы как раз меняли трубы в рейхсканцелярии. Они с наслаждением слушали артиллерийскую канонаду, улыбались свисту пуль, влетающих снаружи и рикошетивших в просторных помещениях.

Неожиданно откуда-то выскочил гауляйтер Лох.

- Нашел, - выдохнул он.

Он ничего не объяснял, потому что все сразу поняли.

- Его надо уничтожить до того, как наши войдут сюда, - тоном приказа произнес

руководитель группы.

И опять все поняли о чем идет речь.

- Завернем его вот в это знамя и сбросим с крыши рейхстага, а знамя потом водрузим над рейхстагом, - с этими словами Пауль Мария, он же Паша Кузнецов, вытащил из-за пазухи красное знамя какой-то части, в пух и прах разгромленной в самом начале Великой отечественной войны.

Все бросились целовать знамя, а потом кинулись туда, где находилось так долго разыскиваемое ими санитарно-техническое сооружение. Унитаз был демонтирован стремительно, хотя работали не открывая глаз, стараясь не увидеть портрет Вождя. Потом, завернув унитаз в красное полотнище, бросились наверх.

Им никто не мешал. Наоборот, все фашисты, думая, что доблестные сантехники выполняют какую-то срочную работу, прикрывали их от поднимавшихся советских солдат огнем своих автоматов, пулеметов, а иногда даже уничтожая советских воинов меткими выстрелами фаустпатронов.

И вот крыша рейстага. Никого не было кроме нескольких ворон, в спокойной обстановке переваривающих части останков погибших в бою. Одни вороны предпочитали есть русских, другие

немцев. Результаты этих неаппетитных трапез были совершенно одиноковы.

Вот и все! Только теперь все члены группы поняли, что их миссия наконец-то выполнена, что им уже не надо выдавать себя за ненавистных фашистов. Все сорвали с себя фашистские шмотки и остались в форме работников ОГПУ. Все члены группы с удивлением заметили, что плечи Паши Кузнецова украшают полковничьи погоны, а гауляйтер Лох превратился в майора советской госбезопасности.

Но это было не главное! С криком “ура!” члены группы в едином порыве выбросили ненавистный унитаз вниз, где он очень неудачно ударил по голове какого-то советского пулеметчика без единого ранения прошедшего от Волги до Берлина. А еще через минуту над рейхстагом развевалось красное знамя Победы!…

- Вот так и закончилась Великая Отечественная война, - подвел черту под своим произведением старичок, складывая только что прочитанные им листы.

- Что за бред! - в очередной раз не выдержала руководитель литобъединения. - Знамя Победы водрузили над рейхстагом Кантария и Степанов! - Лидель Алексеевна уже несколько раз пыталась прекратить чтение несуразного произведения, но присутствующие, заинтересованные интригующей историей, просили подождать.

Старичок-рассказчик только улыбнулся.

- Значит это литературный вымысел, - мягко заявил он, не уточнив, что относится к

литературному вымыслу - его история или официальная история Великой отечественной войны.

Потом почитали стихи, поговорили о новом фильме и стали тихо расходиться.

Так оказалось, что Манул и старик вышли вместе. Старику явно хотелось поговорить с Манулом, а Манулу до смерти хотелось задать вопрос, связанный с только что услышанной историей.

- Познакомимся? - предложил старик.

Манул назвал свое имя.

- Гурам Автондилович, - сообщил о себе мой собеседник.

- Тот самый?!

- Да.

- Но вы же.., - у Манула не хватало слов. О чем можно было говорить с мерзавцем,

предавшим родным и близких людей.

- История Гурама Гуришидзе - всего лишь легенда, прикрытие.

- А глаз-объектив?

- Ты внимательный слушатель, - похвалил Гурам Автондилович, - глаз-объектив

действовал и действует до сего дня. Помнишь снимок на крыше рейхстага? Моя работа. Но авторство было передано какому-то фотокорреспонденту. Мне самому нельзя было светиться.

- А зачем? - спросил Манул.

- Зачем я прочитал вам эту никчемную в литературном отношении историю?

- Да, - кивнул Манул.

- Чтобы вот так говорить с тобой.

Они шли по улице Кирова и, дойдя до места, где улица Кирова скрещивалась с улицей

Советской, как будто испугавшись бронзового пузатого Кирова, свернули налево по Советской прямиком к Кремлю.

- Ты читал Ленина? - неожиданно спросил Гурам.

Манул утвердительно кивнул.

- Помнишь, в одной из своих статеек он мечтает о золотых нужниках во всех крупных

городах мира после полной победы мировой революции?

- Да.

- Зачем они?

Манул пожал плечами, посчитав этот вопрос риторическим. Зачем еще ставить нужники,

как не для справления нужды.

создаваемое для поклонения какому-то божеству.

- Какому?

- Богу лжи и зла, дьяволу. Там, где поклоняются этому божеству царит ложь.

- Но ведь сатанисты поклоняются перевернутому кресту?

- Да, так показывают вам в дешевых фильмах ужасов. Перевернутый крест -

тоже святыня. Это петров крест, ведь апостола Петра распяли вниз головой. Нет, сатанистам для поклонения надо что-нибудь грязное. На шабашах, например, ведьмы целуют козла под хвост…

Они прошли сквозь арку под колокольней Кремля. Слева высился Успенский собор, справа

угрюмо стояли Троицкий и Никольский храмы.

- Ты ведь служил в храме? - поинтересовался Гурам.

- Работал алтарником.

- А я закончил семинарию. Кстати, ту же, из которой выгнали Сосо.

- Вы его знали?

- Конечно. Ведь мы учились вместе.

Манул окончательно убедился, что перед ним не совсем нормальный человек. Гурам никак не тянул на столетнего.

- Я закончил семинарию, - продолжал Гурам, - но сана священного принимать не стал, так как уже тогда понял, что в задачу священника совсем не входит борьба с дьяволом. Священнику отведена в лучшем случае роль своеобразного психотерапевта, а в худшем - собирателя денег с верующих в Бога людей и соглядатая за этими людьми.

Гурам замолчал. Манул шел рядом, пораженный точностью характеристики священства нашей страны. Он сам набдюдал их вблизи несколько лет и был полностью согласен с оценкой Гурама. Все остальные большие и малые недостатки отходили на задний план, а все самые гнусные пороки являлись элементарным следствием в корне порочной деятельности.

- Но как бороться со Злом я понял только после своей первой смерти, - неожиданно произнес Гурам, - хотя знал об этом всю свою сознательную жизнь. “Сей род изгоняется постом и молитвой”, - процитировал мой собеседник Евангелие, - Это поучение каждому христианину. Это призыв к каждому ученику Христа заниматься собственным совершенствованием, чтобы хоть немного быть подобным Своему Учителю.

Они дошли до уродливого памятника астраханским борцам за революционные преобразования и поняли указующий перст одного из самых уродливых революционеров, как повеление удалиться. Гурам и Манул повернулись и пошли к арке, в которую только что вошли. Они уже приближались к ней, когда к ним навстречу влетела светлая “Волга”. Машина, миновав их, стремительно развернулась, обогнала и остановилась в нескольких шагах перед спутниками. Из машины выскочили трое крепких молодых людей. Сразу поняв кто это, Манул на миг зажмурился, сотворив Иисусову молитву, а открыв глаза увидел перед собой растерянные лица бравых оперативников.

- Где он? - бросил в лицо вопрос один из них.

- Кто? - ответил на вопрос вопросом Манул.

Манула быстро посадили в машину на заднее сидение между двумя оперативниками и

повезли в неизвестном направлении, так как на голове у него оказался мешок, в котором можно было дышать, но невозможно ориентироваться. Через некоторое время машина остановилась. Сопровождающие с кем-то тихо и коротко поговорили. Судя по звуку открылись невидимые ворота и машина опять тронулась и через минуты три остановилась. Манула выволокли из машины, подняли и куда-то понесли. Все это происходило в абсолютной тишине. Слышались только легкие шаги несущих. Потом Манула поставили на ноги и сдернули с головы мешок.

Манул стоял посредине довольно большого кабинета, выдержанного в лучших советских традициях: громадный стол с телефонами и настольной лампой, освещающей аккуратно разложенные бумаги. На окнах непроницаемые шторы. Под ногами ковровая дорожка. Показалось странным только одно: на стенах не было ни портрета Ленина, ни изображение “железного” Феликса. Шел 1982 год от Рождества Христова и в советских и партийных учреждениях на стенах должны были в обязательном порядке присутствовать иконообразные изображения современных и ушедших из этой жизни коммунистических “святых”.

За столом изучал какие-то бумаги мужчина лет сорока с небольшим в цивильном костюме. Принесшие Манула вышли из кабинета, тихо закрыв за собой дверь.

Хозяин кабинета, поизучав еще минут пять свои бумаги, наконец-то поднял лицо, больше всего подошедшее какому-нибудь голивудскому красавчику.Он некоторое время изучал Манула. Он совершенно не менялся в лице, хотя Манул неожиданно понял, что хозяин кабинета испугался.

- Скорее всего произошло недоразумение. Нас только интересует один вопрос. Вас видели с гражданином. Вы какое-то время шли рядом и разговаривали. Что вы можете сказать об этом человеке?

- Ровным счетом ничего, - неожиданно для самого себя соврал Манул, - он спрашивал про Астраханский кремль, интересовался, почему на кресте внизу изображен полумесяц…

- И что же вы ответили на это?

- Победа над исламом…

- В любом случае хорошо, что все так благополучно закончилось. Ваш собеседник -

очень опасный человек. Он психически больной человек, но это бы ничего, но он кроме этого опытный и талантливый гипнотезер. Он по ходу легкого разговора может внушить все, что ему угодно, Вплоть то того, что вы не мужчина, а женщина, находящаяся на втором месяце беременности и мечтающая сделать нелегальный аборт.

Манул сделал вид, что потрясен и напуган, хотя не поверил ни в одно из сказанных слов.

- Надеюсь, с вами обходились вежливо? - поинтересовался мой невольный для меня собеседник.

Манул как можно правдивее описал сцену задержания.

- Я приношу вам свои извинения за грубую бестактность моих сослуживцев, - стал рассыпаться бисером офицер неизвестной организации. Что он был старшим офицером - я не сомневался.

- К какой спецслужбе вы относитесь? - задал Манул вполне уместный вопрос.

- Вы узнаете это позднее, - весьма сухо ответил незнакомец.

- А с кем я имел честь говорить? - Манул немного съерничал.

- Я могу вам назвать любое имя, - прозвучало в ответ.

Потом засекретничавшийся незнакомец спросил, куда Манула следует доставить, и вежливо извинился за то, что перевозка будет проходить снова с мешком на голове.

- В том же? - улыбнулся Манул.

- Да, - улыбнулся в ответ хозяин кабинета.

Отвезли Манула на металлобазу, где он работал ночным сторожем. Мешок с головы был снят только тогда, когда машина остановилась невдалеке от места работы Манула.

В здании конторы, где Манул проводил свое ночное рабочее время, уже никого не было кроме уборщицы, неспешно орудовавшей лентяйкой с грязной тряпкой. Дождавшись ее ухода, Манул закрыл входную дверь, обошел всю базу, проверяя двери, а вернувшись, принялся за чтение “Процесса” Кафки, прерывая чтение отжиманиями от пола, прыжками на месте и жонглированием тремя мячами.

В полночь в дверь постучали. Решив, что явились проверяющие из вневедомственной охраны, Манул, не спрашивая, открыл и увидел у порога Гурама.

- Можно войти? - вежливо поинтересовался ночной гость.

Манул молча посторонился, давая незванному гостю пройти.

Манул заварил чай, достал печенье и сахар.

- Ты не веришь мне? - спросил Гурам.

Сторож пожал плечами.

- Тогда я уйду, - тихо сказал Гурам, отставляя допитую чашку и вставая со стула..

Манул встал и проводил его до двери, открыл и закрыл за своим недолгим гостем и повернулся, чтобы уйти к недочитанному Кафке.

- Тебе надо больше читать Евангелие, - раздался за спиной Манула голос Гурама.

Он стоял у только что закрытой двери.

- Как? - спросил Манул.

- В тот же первый день недели вечером, когда двери дома, где собирались ученики Его,

были заперты из опасения от иудеев, пришел Иисус, и стал посреди, и говорит им: мир вам! - процитировал Гурам Евангелие от Иоанна, потом с улыбкой похлопал себя по груди, - новое тело - лучше прежнего!

- Это гипноз? - Манул вспомнил, что говорил о Гураме начальник беспортретного

кабинета.

Гурам молча повернулся к двери, открыл засов и вышел наружу, закрыв за собой.

Сначала ничего не происходило, а потом Манулу показалось, что он сходит с ума. Сквозь дверь прошла рука Гурама с открытой ладонью.

- Давай руку! - донеслось из-за двери.

Манул очень неохотно прикоснулся к руке. Гурам крепко взял его за руку и потянул к себе. Его рука исчезла, за ней исчезла и рука Манула. Он молча смотрел на свою руку, проткнувшую дверь. Рукой Манул ошушал упругость дерева, но мог свободно передвигать руку вперед-назад. В это время Гурам рывком вытянул его всего через дверь.

- Похоже на гипноз? - спросил он улыбаясь.

- Нет. Но что это?

- Ты - избранник, - ответил Гурам и Манул неожиданно вспомнил то, что если и не

забыл, то воспринимал как детский сон или фантазию…

“Я, восьмилетний мальчишка, сажусь в автобус, протягиваю кондуктору семьдесят пять копеек за пять остановок, которые мне надо проехать, чтобы попасть в библиотеку. Там работает моя мама.

Автобус на удивление почти пустой - ни одного пассажира на ногах. Есть даже одно свободное место. Правда, оно рядом с Андрюшей - автобусным дурачком. Андрюша весь день разъезжает на автобусах и поет разные песни. Поет он очень хорошо - почти как настоящий артист, а может даже и лучше. Но сегодня Андрюша не поет, а сидит и молча смотрит в одному ему известную точку в пространстве.

- Сегодня мой последний день, - неожиданно произнес Андрюша, обращаясь ко мне.

Я не сразу понял, что он сказал.

- Сегодня мой последний день, - повторил Андрюша, - и твой первый день.

Он немного помолчал. Потом положил руки мне на голову.

- Тебя избрал Господь! - тихо сказал Андрюша.

Я повернул голову, чтобы посмотреть - не смеется ли кто над Андрюшей и мной и заметил, что все пассажиры застыли. Ни одного движения даже глаз. Застыл и сам автобус. Он стоял на месте. А за автобусом стояла пыль, поднятая им. Застыли редкие прохожие. Мне показалось, что застыло время.

- А теперь беги, что есть сил! - приказал мне Андрюша, встав и открыв дверь автобуса. Он был вероятно очень сильным, если одной рукой смог открыть автобусную дверь. - Беги, чтобы они тебя не нашли! - и закрыл дверь автобуса, а потом сел на свое место и запел. Он запел не советскую песню и даже не русскую, это было торжественное песнопение на непонятном мне языке.

Я побежал, свернул за угол и только тогда заметил, что все вокруг пришло в движение - подул ветерок, двинулась застывшая старушка с бидоном молока. Я остановился, а потом повернулся и вышел из-за угла. Автобус опять стоял, но не на том месте, где я вышел из него. Он проехал примерно один квартал и теперь остановился. Рядом с автобусом стояла легковая машина с открытыми дверцами. Двери автобуса тоже были открыты. Двое крепких мужчин вытаскивали из автобуса Андрюшу, который ничуть не упирался, а с самым веселым видом распевал “Неужели это я. Словно алая заря…”

“Они его убьют”, - почему-то решил я…”

- Его действительно убили, - сказал Гурам в нашем настоящем 1982 году.

- Зачем меня избрали? - спросил Манул.

- Идет борьба между Богом и Сатаной, она никогда не прекращалась. Сейчас критичес-

кий момент.

- Я должен помогать Всемогущему? - улыбнулся Манул.

- Не иронизируй, - нахмурился Гурам, - ты должен помочь не Богу, а себе, человечеству,

если на то пошло. Ваш лидер, - Гурам поморщился, - доживает последние дни. Он потерял человеческий облик и готов на все, чтобы остаться у власти да еще обрести бодрость и здоровье. Он готов полностью отдаться Сатане, не понимая, что его уже не будет, а будет только Сатана. Почти все “великие” мира сего служили Сатане, но никто не шел дальше этого, страх перед Создателем удерживал от последнего во всех отношениях шага. Если мы не помешаем, то может явиться Антихрист. Чехословакия и Афганистан тогда покажутся детской забавой. Мир полностью погрузится в хаос…

- Что я должен делать?

- Ты должен вмешаться, используя свои способности.

- Проходить через стены?

- Это тоже, но главное - другая твоя способность. Ты можешь становиться зверем.

- Как оборотень? - Манул ничему не удивлялся.

- Да, - ответил Гурам, - ты ведь любишь кошек? Ты даже называешь себя Манулом…

- В этой стране, - улыбнулся Манул, - стыдно быть человеком.

- Ты не прав, но тем не менее тебе придется побыть здоровенным котом.

- Как? - Манулу не терпелось обзавестись пушистым хвостом и острыми когтями.

- Просто пожелай этого. Только перед этим следует разуться и раздеться до трусов.

Забавно будет посмотреть на здоровенного манула в трусах.

Сказав это, Гурам вышел на двор металлобазы.

Манул разделся и сел на стул. Закрытые глаза не сразу помогли обрести спокойствие. Слишком многое сразу навалилось на него. Он был немного авантюристом. Одна способность проходить сквозь стены и двери давало такие возможности, что делало совершенно глупым работу сторожем и прочие жалкие попытки заработать на жизнь. Но он понимал, Кто дарил эту способность и это делало невозможным применять ее на нечестные делишки.

Немного успокоившись, Манул попробовал представить себя котом, громадным котом, сидящим на стуле с закрытыми глазами, и потерял сознание.

Когда он пришел в себя, то оказался лежащим на полу. Манул лежал на спине и видел только потолок, который давно пора было побелить. Повернувшись на бок, чтобы встать, он увидел перед своими глазами две громадные, обросшие густой короткой шерстью лапы.

Поднялся. Стоять на четырех лапах было очень удобно. Подойдя к зеркалу, висевшему около двери, он поднялся на задние лапы и, упершись передними о стену, заглянул в него. На него смотрела типичная манульская морда, от человека остались только глаза.

- Хватит любоваться, - раздался голос Гурама, - лучше выйди во двор

и подвигайся.

Манул послушно опустился на четыре лапы и двинулся на выход. Бездомные собаки, населяющие металлобазу, при виде незнакомого зверя с визгом бросились врассыпную, но потом, видимо почувствовав знакомый им запах, подошли поближе. Манул мощными прыжками направился в глубину металлобазы, где штабелями сложены трубы разного диаметра и прочие металлоизделия, названия которых он не знал в силу своего гуманитарного образования и склада характера.

Он никогда не чувствовал себя так легко. Он запрыгивал на одноэтажные складские помещения, одной лапой мог сдвигать с места громадные стальные трубы, но не мог проходить сквозь стены.

- Да, - подтвердил Гурам, - в образе зверя ты лишен этой способности.

- Почему? - удивился Манул, а потом еще более удивился, что мог говорить.

- Речь для молитвы, - объяснил Гурам, а потом неожиданно расхохотался, - много я чего

видел, но громадного кота в трусах - никогда!

- И я могу в любой момент по своему желанию превращаться в кота?

- Да, - ответил Гурам, - но сейчас надо принимать человеческий облик. Нам надо

уходить немедленно. Охота на тебя уже началась. Она и не прекращалась, но теперь она приняла буквальный характер. Если раньше тебя ожесточали, то теперь им необходимо тебя убить.

Манул услышал эти слова и неожиданно понял всю свою жизнь. То, что всегда казалось странным, теперь стало логичным и последовательным.

Отец, избивающий за то, что сын не так посмотрел и за прочую ерунду.

Учителя, буквально ненавидящие его, хотя он был не последним учеником, а мог быть и первым, если бы не эта странная ненависть.

И потом всю его жизнь все, кто имел хоть какую-то власть смотрели на него, как на потенциального преступника и явно сожалея, что он не преступник.

Но он не ожесточился. Он просто отходил от них. “Если я плохой, - думал он, - то мне нечего делать рядом с хорошими”. Потом он вообще стал Манулом.

- Куда мы сейчас? - спросил Манул, приняв человеческий облик.

- В Москву, - ответил Гурам, взяв его за руку. - Закрой глаза, - приказал он.

Манул послушно закрыл глаза, а когда открыл, увидел московский кремль. Несмотря на поздний час на Красной площади было много народа. В основном это были иностранные туристы и работники КГБ, в обязанности которых входила слежка за этими туристами.

- Тебе надо будет перемахнуть через стену, -тихо проговорил Гурам, уводя Манула от

скопления народа в сторону Исторического музея, - я тебе уже ничем помочь не смогу. Твоя цель - Успенский собор. Капище там. Уничтожь его!

- Но я никогда не был на территории Кремля, почти прошептал я.

- Тебя поведет сердце, - твердо произнес Гурам. - Давай! - приказал он.

Манул понял, что должен превратиться в кота.

- Господи, помоги, - прошептал он и потерял сознание, а когда очнулся, не медля

пружинисто бросился на кремлевскую стену.

Он помнил только одно - Успенский собор слева.

Мощными прыжками Манул бросился к своей цели. Издали еще он увидел, что двери Успенского собора были закрыты. Как он их откроет? Даже его нечеловеческой силы было недостаточно сорвать с петель двери, сделанные не по-советски, а на совесть. И вдруг Манул почувствовал, что перед ним не просто здание, это было почти живое существо, которое помнило строителей своих, их молитвы, их простую и чистую жизнь. Собор помнил череду святителей и священников, достойных и недостойных, но делающих святое дело. Собор помнил и осквернителей своих, злобных выродков, ограбивших и убивших его служителей. Собор почувствовал, кто пришел к нему и открыл свои двери перед Манулом.

Внутри было темно, но Манул прекрасно различал все внутри. Какой-то звук донесся до него из алтаря. Манул бросился через весь храм к иконостасу. Легче всего было бы ворваться в алтарь через царские врата, но даже в осверненном храме Манул не посмел пройти там, где могли проходить только священнослужители. Он не вошел, а влетел в алтарь, сорвав северные врата, даже не рассмотрев образ какого святого украшал их.

Манул остановился только на мгновение и этого мгновения хватило ему чтобы в деталях увидеть то, что открылось ему.

Время на раздумья и разговоры не было. Манул подскочил к генсеку и одним ударом снес голову с густыми бровями.

Над золотым троном-унитазом мгла заклубилась и изо всех углов собора раздался многоголосый визг “Наш!”

Что-то страшное подступало к Манулу. Медлить было нельзя. Манул легко запрыгнул на престол и, вложив всю свою нечеловеческую силу в правую лапу, ударил по унитазу и потерял сознание.

Очнулся Манул на полу в конторе металлобазы. Путешествие в Москву не заняло и десяти минут. Манул был в человеческом облике. Страшно болела правая рука.

- Пройдет, - успокоил его Гурам. Иерейским благословением он осенил Манула крестным знамением. - До свидания, - тихо произнес Гурам, - в этой жизни мы с тобой уже не свидимся. Отходи от этого мира. Будь свободен, - почти прошептал Гурам и пропал, растворившись в

воздухе конторы.

А на следующий день из динамиков телевизоров лилась классическая музыка. Задумчивые скрипачи и виолончелисты задумчиво водили смычками, выводя мелодии, которые в советском сознании почему-то ассоциировались с трауром.

Прошло двадцать лет.

Манул шел с работы домой, где его ждал только такой же одинокий сиамский кот.

17 августа было совершенно таким же, как 16 и 15 числа августа и прочие дни прочих месяцев года и годов. В шесть часов вечера солнце было еще достаточно высоко, но его прикрывали не очень густые облака. Неожиданно солнце разделилось на два солнца. Верхнее было ярче и на нем четко видилась заглавная буква А. Буква была цветом и структурой в тон облакам.

Манул продолжал идти, но не отрывал глаз от виденного. Все это продолжалось минут пять. Потом буква растаяла, а затем на небе оказалось одно солнце.

- Антихрист явился в мир, - прошептал Манул.

Каждое утро я отжимаюсь по 120 раз за один подход. Это помогает быть в форме. В 52 года надо быть в форме. Надо быть оптимистом, как бы ни было плохо. Надо быть оптимистом даже если ты негражданин той территории, на которой родился. Я родился в СССР и почти всю свою сознательную жизнь был антисоветчиком, но, когда в 1991 году проводился референдум, я, как большинство сограждан, проголосовал за целостность страны. Только совершенно глупый человек мог мечтать о развале страны. Также глупо мечтать о землетрясении или буре. Но такие люди нашлись. Несколько руководящих чушкевичей собрались в Беловежской пуще и разделили между собой страну. Им было наплевать на волю народа. И не поднялись по боевой тревоге группы спецназа и не ударили автоматные очереди по жирным тушам предателей Родины.

Родина, безжалостно карающая за листовки и несанкционированные митинги, спокойно отнеслась к своим настоящим врагам.

Тогда-то я и задумался о Родине. Меня не интересовал вопрос “с чего начинается Родина”, меня озадачило само понятие “Родина”.

И неожиданно я понял, что у меня нет Родины в общечеловеческом смысле. Я - русский, но ни в СССР, ни в Российской Федерации у русских нет государственности. Государственность есть у всех народов, нет ее только у русских. Ну, казалось бы, почему бы не быть Русской республики, почему бы не быть русскому Президенту, если это есть у татар, башкир, калмыков, ингушей, бурятов и т.д. и т.п.?

Я продолжал размышлять над понятием “Родина” и понял, что так называемая “Родина-мать” совершенно по-разному относится к своим деткам. Одним деткам она дает все, что им хочется и прощает все грехи и грешки. Другим своим деткам Родина-мать ничего не дает, но забирает все, что можно забрать, не гнушаясь даже жизнями своих нелюбимых деток.

Я понял, что отношусь к этим нелюбимым деткам. В этом мне окончательно помог обыск проведенный 19 февраля 1999 года в моей квартире. Поводом для обыска было присутствие моего сына на митинге, где раздавались листовки, в которых предлагалось чеченцам уезжать из Астрахани. Когда в начале 90-х годов русских тысячами изгоняли из Чечни, Родина оставалась совершенно спокойной, а глупая листовка дала повод для обысков. Кстати, в моем подъезде никто из жильцов не согласился быть понятым.

Я понял, что мне не нужна такая Родина.

В марте 1999 года я написал ходатайство о выходе из гражданство РФ. На руках я имел паспорт гражданина СССР без всяких вкладок о российском гражданстве и в начале по своей наивности предполагал, что я и не являюсь еще гражданином РФ. Но, как оказалось, я уже был им. Гражданином РФ я стал автоматически, без всякого своего волеизъявления. Это, пожалуй, больше похоже на крепостные времена. Был крепостной Иванов у помещика-барина Горбачева и был продан за понюшку табака помещику-барину Ельцину. И никто, естественно, об этой сделке крепостному Иванову докладывать не стал. Просто заснул он крепостным Горбачева, а проснулся крепостным Ельцина.

В паспортно-визовой службе Советского РОВД г. Астрахани восприняли мое ходатайство вначале несерьезно, потом настороженно, но ходатайство приняли.

Я стал ждать реакции на свое решение. Ну, хоть кто-то должен был бы поинтересоваться тем, почему это гражданин России решил выйти из гражданства. Я конечно не почетный гражданин города Астрахани, но была же книжка, выпущенная в Москве, было множество рассказиков, напечатанных в астраханских газетах, было стихотворение в одной из астраханских газет:

Как в городе моем темно.

Стоят, бетонно успокоясь,

Все фонари, утратив совесть,

А с ней и свет свой заодно

 

Как в городе моем темно.

И, кажется, не будет утра,

И не очнется больше мудрость,

Забывшись бесконечным сном.

 

Как в городе моем темно.

А я, скорее по привычке,

Ищу огарок свечки, спички,

Но спички кончились давно…

Да что там стихи! Я был даже членом территориальной избирательной комиссии Трусовского района г.Астрахани с правом совещательного голоса! А назначил меня этим членом тогдашний кандидат на должность Президента РФ Б.Н.Ельцин. Вот как помещик возвысить крепостного может!

Ельцин тогда, как известно, победил. Мне вручили благодарственное письмо Президента, но я этим совершенно не гордился и нигде публично не упоминал об этой “заслуге перед обществом”, а торговал на улице книжками, потом лотерейными билетами, Хотя заслуга была.

И вот 27 января 2000 года и.о.Президента РФ своим Указом  №112 разрешил мне выход из гражданства РФ.

Казалось бы, все просто: я должен зайти в паспортно-визовую службу и получить вид на жительство. Тем более, что фотографии я свои уже сдал, анкету о своей жизни заполнил.

Но не тут-то было! Я, оказывается, еще должен был заполнить несколько анкет как для въезжающих на территорию РФ, так и выезжающих с территории РФ. А еще я должен был сдать анализы на СПИД. Ах, если бы эти анализы требовались только на сифилис! При этих анализах кровь берут только из пальчика. А вот на СПИД анализы берутся толстенным шприцом из вены!

Я сел и написал письмо новому Президенту.

Ответа я дождался обычного: мое письмо было переадресовано в Астраханское ОблУВД.

Я опять присел к своей пишущей машинке. И теперь письмо было отправлено в администрацию Президента, потому что Президенту совершенно не интересно, что граждане его страны выходят из гражданства. Я опять написал про анкеты и анализы на СПИД и дописал, что неэтично отправлять жалобные письма к тем на кого жалуются. Я даже проиллюстрировал это на примере бандита-грабителя. Ну кто же додумается направлять жалобы на бандита-грабителя бандиту-грабителю?

Да, теперь мое письмо было направлено администрацией Президента РФ в само МВД РФ.

Прошел еще месяц и я получил письмо из МВД РФ, говорящее о том, что никакого анализа на СПИД я сдавать не должен. Про анкеты о выезде и въезде умалчивалось.

Это была победа. Но она была неокончательная. Но это я понял позже, когда пришел в паспортно-визовую службе Астраханского облУВД со всеми анкетами на въезд и выезд из РФ и в РФ. Я чувствовал себя победителем, но благородным победителем, т.к. не подал в суд за моральные страдания и т.д.

Оказывается, я еще не все принес на алтарь своей негражданственности. Мне, по мнению работников паспортно-визовой службы Астраханского облУВД, надо предствавить заявления своих родственников о том, что они не против, чтобы я проживал по тому адресу, где я проживаю с 1968 года, т.е. до того как женился на своей жене и до того, как родился мой сын.

Я, как нормальный человек, счел это за издевательство.

Так что я третий год живу без паспорта и любого другого документа удостоверяющего личность…

И опять утро и опять сто двадцать отжиманий, потому что проживая на этой Территории надо быть сильным.

Теперь, если Вам будет интересно, я приведу причины, по которым принял решение выйти из гражданства РФ.

1. Преступный развал страны, противоречащий воле большинства народа, населяющего эту страну.

2. Нарушение действущей Конституции РФ (п.2, ст. 6), т.к. у всех народов, населяющих РФ есть государственность, кроме народа, именуемого русским.

3. Возведенная в ранг закона экономическая и социальная дискриминация.

Н.В. Иванов

Неоднократно перемещаясь по родному городу в маршрутных такси, я невольно останавливал свой взгляд на небольшом листочке, наклеенном внутри пассажирского салона.

Это была выписка из Постановления главы администрации Астраханской области ? 25 от 25 января 2000 года, где среди имеющих право на льготы на проезд упоминаются инвалиды с параличом или отсутствием двух конечностей.

Губернатор, конечно же, подписал свое Постановление из самых гуманных соображений. Но как бы не был великодушен Гужвин, перед этим актом доброй воли, ему вероятнее всего пришлось провести долгое время в мучительных размышлениях, не забывая при этом о безжалостном экономическом анализе.

Ведь можно было бы даровать льготы на проезд инвалидам, у которых недостает всего одной конечности!

Но, во-первых, подобную нагрузку вряд ли выдержал бы и так скудный бюджет области, которого едва хватает на содержание армии чиновников, пекущихся о том, чтобы наше с вами завтра было лучше, чем сегодня и так до бесконечности. Во-вторых, нашлись бы негодяи, которые умышленно прятали бы здоровые руки и ноги. В желании бесплатно кататься многие безнравственные индивидуумы доходили бы даже до членовредительства.

Вот поэтому Постановление ?25 и говорит о непременном отсутствии двух конечностей.

Но если серьезно: могут ли инвалиды без двух конечностей воспользоваться льготами, дарованными Постановлением ?25?

Достаточно рассмотреть три варианта:

1. Инвалид без двух рук.

2. Инвалид без двух ног.

3. Инвалид без одной руки и одной ноги.

Спрашивается, зачем было подписывать Постановление ?25 в таком виде?

А потом встает другой вопрос, еще более изогнутый: а одно ли подобное Постановление подписал наш областной губернатор?